Мир - вашему дому, покой - вашей душе!
ГЛАВНЫЕ ЧЛЕНЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
Классификация компонентов предложения по их роли в его грамматической структуре традиционно подразделяет члены предложения на главные (подлежащее и сказуемое) и второстепенные (определение, дополнение, обстоятельство).
В лезгинском, как и в других дагестанских языках подлежащее имеет различное падежное оформление в зависимости от сказуемого (непереходного, переходного, чувствования и восприятия). Прямое же дополнение имеет тот же падежный показатель именительного падежа (абсолютива), что и подлежащее непереходного предложения. Наличие единого падежа субъекта непереходного и объекта переходного предложения наталкивает на мысль о соответствии эргативной конструкции предложения пассивным конструкциям в русском языке. К этой мысли пришел уже первый исследователь дагестанских языков П. К. Услар. Описывая особенности переходного и аффективного предложения (с глаголом чувствования и восприятия) в лезгинском языке, П. К. Услар делает следующее заключение: "Подобно другим дагестанским языкам, кюринский не имеет действительных глаголов. Нет в нем и того различия между средними и страдательными, которое открыли мы в языках лакском и хюркилинском" [Услар 1896: 92].
С подобным решением согласуется и тот факт, что в лезгинском предложении субъектное имя легко может опускаться, ср.: Заз чи райондиз направлениени ганва [Я.Я.] 'Мне в наш район и направление дали'; Приемник кутуна |Н. М.] 'Включили приемник'; Зун аниз ахъайдани мегер? [А. Р.] 'Меня туда разве пустят?'. Примеры такого рода приведены и в специальной статье У. А. Мейлановой и Б. Б. Талибова [1977]: Итимди сур эгъуьнава 'Человек вырыл могилу' - Сур эгъуьнава 'Могила вырыта/могилу вырыли' Чна ам депутатвиле хкянава 'Мы его избрали депутатом' и Ам депутатвиле хкянава 'Его избрали депутатом' и т.п. Такие переходные предложения с опущенным субъектом по справедливому замечанию авторов, "служат формой передачи безличных и страдательных оборотов, которыми изобилует язык периодической печати, прессы, радио и телевидения, и в этом смысле им принадлежит будущее" (там же: 268; см. также Гаджиев 1954:120-122). Безобъектное предложение, хотя и реже, но также встречается в речи: Ракъини кузва [Н. М.] 'Солнце печет'.
Приведенные в упомянутой выше специальной статье У. А. Мейлановой и Б. Б. Талибова [1977] примеры, хотя и названы лабильной конструкцией, их следует отличать от собственно лабильных глаголов, которые, не меняя морфологической формы, могут иметь, в зависимости от контекста, переходную или непереходную семантику, ср.: Инсан кьена 'Человек умер', но За инсан кьена"я убил человека'; Алиди гете хана "Али разбил горшок" - Гете хана "Горшок разбился". Надо сказать, что эта группа глаголов весьма немногочисленна и насчитывает, по свидетельству М. М. Гаджиева, девять единиц: атIун 'оборвать(ся)', кун 'гореть/жечь' и др. Впоследствии было выявлено еще пять таких лексем [Шейхов 1983: 18].
Важным организующим фактором в структуре простого предложения сравниваемых языков является порядок слов. В целом здесь действуют общие закономерности, подмеченные для языков номинативной и эргативной типологии: "... единая схема S - О - V является более или менее характерной для всех моделей предложения эргативной типологии:
S - О' - V trans
s - (О") - V intrans
S - О" - V affect
S - О" - V poss" [Климов 1973:94].
Все же важно заметить, что в лезгинском языке, как и в других дагестанских языках, наличествует довольно большое количество конкретных вариантов порядка слов, но имеется основной порядок, соответствующий типичной для эргативных языков структуре. Таким порядком для непереходного предложения является последовательность "Субъект - (Косвенный объект) - Интранзитивный глагол", а для переходного предложения - "Субъект - Прямой объект - Транзитивный глагол". Иными словами, крайняя позиция слева в предложении закрепляется в лезгинском языке за подлежащим.
В подтверждение этого тезиса можно привести подсчеты, сделанные нами на материале небольшого текста [Л. X. М.], где из 32 предложений трехчленной структуры лишь пять оказались имеющими порядок, отклоняющийся от канонического. Как показывает предварительный семантический анализ предложений-исключений, объект в них выступает обычно как данное, ср.: Зун ви итимри юкьва чIул, кьилел бармак алачиз ви патав гъана 'Меня твои люди без ремня на поясе, без папахи на голове к тебе привели' (объект - субъект - предикат), где вынесенное на первое место местоимение 1 лица в объектной функции является данным (в этом сюжете говорящий оправдывает свои поступки).
Инверсия может также маркировать вопросительное предложение, ср.: И къван вуна куьн маса гуда? 'Это камень ты за сколько продашь?'; Им ваз гьинай жагъанатIа, лагь 'Его ты где нашел, скажи'. В приведенных предложениях обычную для объекта приглагольную позицию занимает вопросительное слово, что может являться дополнительным стимулом вынесения имени объекта в начало предложения (И къван 'этот камень', им 'его').
Наконец, не следует сбрасывать со счетов и влияние на порядок слов внутри простого предложения внешнего контекста, ср.: Ма ви къванни къахчу и зи рушни за ваз гузва 'На, и свой камень возьми, и свою дочь я тебе даю'. В данном случае изменение словопорядка продиктовано параллелизмом двух структур, объединенных в единое предложение. В первой части предложения субъект (вуна 'ты'), как это обычно имеет место в побудительном предложении, опущен, вследствие чего начальную позицию занимает объектное имя. Соответственно, связанный с ним сочинительными отношениями объект во второй части также выдвигается на первое место.
Еще одна возможность для инверсии возникает при наличии в тексте прямой речи, когда за последней следуют слова автора. В этом случае глагол имеет тенденцию непосредственно примыкать к прямой речи, ср.: Вуна за лагьайвал ая, - жаваб гана сикIре 'Ты, что я сказала, делай, - ответ дала лиса'. Как видно из примера, в подобных предложениях подлежащее замыкает последовательность, в то время как глагольная группа (сказуемое с дополнением находятся при этом в тесной смысловой связи) выдвигается на начальную позицию. Заметим, что подобная инверсия имеет место и при переходных глаголах: Де лагь кван! - теспача хьана пачагь 'Ну говори же, - заторопился царь'.
Имя субъекта переходного и непереходного предложения объединяются также с точки зрения обращенности на него формы повелительного наклонения в побудительном предложении1 и др. Таким образом, существуют серьезные основания считать подлежащим переходного (включая предложения с глаголами чувствования и восприятия) предложения имя субъекта.
С точки зрения определения, что является подлежащим - имя объекта или имя субъекта, представляются весьма важными показания повелительного наклонения. Надо сказать, что формы императива согласуются с именем субъекта, независимо от его падежного оформления, ср.:
"I лицо": Ша, чна адаз и гьарай-вургьай алахьдалди везирвал ийин [Л.Х. М.] 'Давай мы, пока это переполох не кончился, будем ему везирями' (чна 'мы' -эрг.); Ша, Халисат хала къведалди инал акъвазин [И. А.] 'Давай, пока тетя Халисат не пришла, здесь постоим' (неперех.глагол);
"2 лицо": ЯтIа вуна фена ви Алисултанахъ галаз кьуьл ая [Н. А.] 'Тогда ты иди и со своим Алисултаном попляши' (вуна "ты" - эрг.); Вун Алисултанахъ галаз цIийи хуьруьзни куьч хьухь! [Н. А.] 'Ты с Алисултаном и в новое село переезжай!' (вун 'ты' - абс);
"3 лицо": Куь хизанни бахтлуди хьурай [Н. А.] 'И ваша семья пусть счастлива будет' (неперех. глагол); Аллагьди зи баладиз куьмек гурай! [Н. А.] 'Бог пусть моему сыну поможет!'
Рассматривая данное явление, И. А. Мельчук [1982: 274-275] справедливо, на наш взгляд, предлагает разграничивать категории императива и оптатива, так как формы на -рай не ограничиваются сферой 3-го лица и могут относиться ко всем трем лицам. Что же касается его вывода о том, что формы императива не могут считаться диагностическими при определении подлежащного характера субъектного имени, с этим, по нашему мнению, трудно согласиться. Более того, формы императива, как показали специальные исследования [Шейхов 1983: 20], позволяют дифференцировать субъектные аффективные конструкции и безличные конструкции.
В связи с обсуждаемыми проблемами заслуживает внимания и еще одна особенность лезгинского языка: несколько более широкое использование связочных предложений с причастием смыслового глагола в качестве именной части, ср.: Ам и къара аскердай хтанвайди я 'Он на днях из армии возвратился (букв, возвратившийся есть)'.
И. А. Мельчук отмечает в подобных предложениях возможность согласования причастия с именем, стоящим в именительном (абсолютном) падеже,
'В данном случае мы имеем в виду (с оговорками, сделанными при анализе побудительных предложений) отнесение к личным формам императива Б.Б.Талибовым [1966:572-573] (а) форм I лица с афф. -и (нен "давай поедим", къарагъин "давай встанем" и т.д.), (б) форм II лица, образуемые различными способами (ацукь "встань", алукь-а "падай", рахух "говори", кIел ая "учись", къачу "бери"), (в) форм III лица с афф. -рай (ацукьрай "пусть сядет", авурай "пусть сделает" и т.п.). с точки зрения категории числа: За гзаф ктабар кIелайди/кIелайбур я 'Я много книг читаю (букв. читающий//читающие есть)'. Как свидетельствуют текстовые примеры, такое согласование в числе является факультативным даже в случае непереходных глаголов: Диде бубаярни ягъалмиш жедайди я 'И родители ошибаются' (причастие имеет форму единственного числа). Что же касается возможности согласования в числе с объектным именем, то здесь, на наш взгляд, происходит его трансформация в присвязочный субъект (ср. аналогичную трансформацию с субъектом переходного глагола), о чем свидетельствует изменение падежной формы: Зун са ктаб/гзаф ктабар кIелайди я 'Я одну книгу/много книг читаю' (в этом случае невозможна форма множественного числа кIелайбур).
Анализ с этой точки зрения текстов дает следующую картину. Как правило, согласуются в числе присвязочные причастия непереходных глаголов, ср.: Жанавурар...яд хъваз вацIуз физвайбур тир [Л. X. М.] 'Волки...на водопой к реке шли'. Для переходных глаголов подобная ситуация наблюдается обычно в случае неопределенного субъекта, лексически не выраженного: Са бязи къаравилияр муьфтехуррикай, тапархъанрикай, лавгъачийрикай кхьенвайбур я [Л. X.] 'Некоторые анекдоты о тунеядцах, обманщиках, хвастунах написаны'. В остальных случаях причастие сохраняет форму единственного числа, ср.: Куьне анжах и нежесар, чиркинар я къазанмишзавайди [Л. X.] 'Вы только вот эти нечистоты, отбросы заработали'. Согласование в числе с субъектом переходного причастия имеет место в случае изменения его падежной формы (эргатив - абсолютив). Что касается объекта, то для него наличие согласования сопутствует изменению порядка слов, ср.: Мегер чун къазмада са тике фу тIуьн патал дидеди хайибур яни! [Н. А.] 'Разве мы для того, чтобы в лачуге кусок хлеба съесть, матерью рождены!' Такое изменение порядка слов сигнализирует об изменении синтаксической позиции объектного слова, которое становится субъектом вспомогательного глагола-связки.
В ряд диагностических с точки зрения определения подлежащего может быть поставлена и трансформация рефлексивизации, т.е. замещения на возвратное местоимение одной из тождественных лексем.
По наблюдениям А. Е. Кибрика, в лезгинском языке актантная рефлексивизация следует нормам аккузативности, что демонстрируется следующими примерами [Кибрик 1980: 9]: гадади уьчуь уьч катана 'Мальчик (сам) себя побил', гэда уьч уьчуьз клигена 'Мальчик (сам) на себя посмотрел', гададиз уьчуьз уьч акуна 'Мальчик (сам) себя увидел'. Что касается посессивной рефлексивизации, то она проявлявляет нейтральность по отношению к эргативности/аккузативности.
Наши материалы подтверждают вывод о нейтральном по отношению к аккузативности/эргативности характере возвратно-притяжательного местоимения в лезгинском языке. На первый взгляд, употребление его контролируется субъектом, ср. Гьарун вичин вилерихъ агъуначир [А. Исм.] 'Гарун (им. пад.) своим глазам не поверил'; Касди хиве кьунва вичин гъалатар [Л. X. М.] 'Человек (эрг.пад.) признал свои ошибки'; Гьа и арада гададин рикIел вичин свас акьалтна [Л. X. М.] 'В это время юноша (род.пад.) свою невесту вспомнил'; Адаз колхоздай вичин пай кIанзава [Н. А.] 'Она (дат.пад.) из колхоза свою долю хочет (получить); Чахъ гьар садахъ вичин кар кеспи ава [Н. А.] 'У нас у каждого своя профессия есть' (лок.пад.). Однако, такое впечатление является следствием закономерностей, связанных с порядком слов, когда субъектное имя обычно занимает начальную позицию в предложении, а из двух тождественных лексем замещается местоимением последующая. Эта закономерность подтверждается следующими примерами: И руш вичин бубадизни дидедизни гзаф кIандай [Л. X. М.] 'Эту девочку свои отец и мать очень любили'; Зегьметчияр чпин кIвалахдин нетижайри шад ийизва [Къ. М.] 'Тружеников своего труда результаты радуют'. Как видно, перемещение на первое место дополнения в абсолютном (именительном) падеже дает ему возможность контролировать местоименную замену, хотя это происходит не во всех случаях. Ср., например: Вичин яр рушаз гьасятда чир хьана [Л. X. М.] 'Своего любимого девушка тотчас узнала', где рефлексивизация как бы противоречит установленному выше правилу.
На возможность рефлексивизации лексемы, тождественной субъектному имени, не влияет наличие объектного имени в номинативе, стоящего слева, ср.: И чIавуз сикIрe иналлай якIар вири вичин тIеквендиз чIугуна [Л. X. М.] 'В это время лиса (эрг.) находившееся там мясо все в свою нору утащила'; Пачагьдини савдагар вичин визирвиле эцигна [Л. X. М.] 'И царь купца своим визирем назначил'.
Актантные возвратные местоимения обычно замещают лексемы, тождественные субъектному имени, ср.: Ада вичи вич тергда [Л. X. М.] 'Он себя погубит'; Ада вичи-вичикди лагьана [Л. X. М.] 'Он про себя сказал'; Хтулди вичиз пачагьдин руш къачуна [Л. X. М.] 'Племянник себе царскую дочь взял'; За жуваз масад гъида [Л. X. М.] 'Я себе другой принесу' и т.п. (как видно, формы различных падежей возвратного местоимения при этом редуплицируются).
По наблюдениям А. Е. Кибрика, подлежащный характер субъектного имени ("аккузативная стратегия") проявляется также в его опущении в инфинитивном обороте при совпадении с субъектом главного глагола "хотеть" (при несовпадении используется возвратное местоимение и деепричастие зависимого глагола), ср. гададиз рыш кhатhаз канзава 'мальчик девочку побить хочет', но рышаз гадади уьчh кhатhана канзава 'мальчик девочку побить хочет' [Кибрик 1980: 41]. По нашим наблюдениям, контекстные условия позволяют производить опущение не только подлежащего, но и других членов предложения. Следует также обратить внимание на наличие разных видов глагола, имплицирующих тождественность субъекта инфинитива либо с собственным субъектом, либо с объектом.
В свою очередь, прямое дополнение, играющее существенную роль в организации простого предложения, нельзя исключать из состава главных членов предложения.
